Что для меня значит Халсион (и Храм Человечества)

Мне легко сказать, что я верю, что ХАЛСИОН и Храм Человечества значат для меня все. Когда люди спрашивают меня: «Откуда ты?» Я отвечаю: «Ну, я родом отсюда, из Халсиона, почти всю свою жизнь. Это МОЁ место." Сияющий белый Храм с колоннами всегда был здесь для меня, напоминая мне, что иногда мне нужно подумать об отражении добра, которое «он» стремится принести в мир. Я знаю, что другим людям так же легко утверждать, что Храм и Безмятежный мир с его эвкалиптами, ухабистыми улицами и пасторальной обстановкой ничего для меня не значат. Это потому, что я никогда не брала на себя обязательства, никогда не была готова работать и учиться, чтобы присоединиться к Храму Человечества.

Я буду утверждать, что я стараюсь соблюдать принципы Золотого правила сообщества, и мы с моим сыном Уиллом добровольно помогаем в рамках сообщества. Во-первых, вы можете сказать, что Халсион – это подходящее место. Но если сегодня это «место» смоет, я смогу выжить, сохранив воспоминания о том, как лазила по деревьям и укладывала брусчатку на улицах, чтобы мы могли — вроде как — кататься на роликах. Халсион - великолепен. Мы все это знаем, иначе нас бы здесь не было. Я надеюсь, что мы все продолжим и дальше стремиться защищать наше особое маленькое место на этой земле. Тем не менее, это всего лишь место. Во-вторых, о чем следует подумать, - это философия, которой руководствуются Халсион и Храм Человечества, но вы все знаете ее лучше меня.

Я руководствуюсь ею только по интуиции и иногда по укору соседа. Я считаю, что можно с уверенностью сказать, что идеи Теософии "неизменны" в самом широком смысле этого слова. Поэтому, если бы люди вернулись в Халсион через 50 лет, они бы знали, как читать молитвы в Храме, и нашли бы свои старые дома. Но для меня Халсион — это больше, чем просто место, где можно попытаться прожить хорошую и продуктивную жизнь. Это моя жизнь, альбом с фотографиями за 85 лет жизни. Я вижу не просто место и философию. Я вижу людей, которые строят Халсион.

Такие имена, как Джойси, или Айли, или Тедди, или Герман, или Эвелин, для большинства из вас ничего не значат. Для меня – значат! Я подсчитала и знаю или знала 19 семей-основателей, которые построили свои дома и помогли основать деревню с 1906 по начало 1940-х годов. Только четверо до сих пор являются частью сообщества: the Clarks, Deb Rowlands (the Varians), Carl Carlberg, и Eleanor Shumway.

Они вместе с моими родителями определили мои ценности, научили меня воспринимать различия, показали мне ценность чтения, музыки, искусства, садоводства, жизни на природе, ухода за животными и т. д. и т. п. во всем жизненном опыте. Я могла бы продолжать и продолжать. Я также научилась ладить со «стариками», потому что у некоторых пожилых людей Халсиона определенно были свои «суровые» стороны. Вырасти в Халсионе - значит вырасти с многочисленными мамами и папами. Попади мы в беду, забравшись на соседнее абрикосовое дерево (мы могли полакомиться плодами, но не ломать дерево), и наши "официальные родители" узнали бы о нашем поступке задолго до того, как мы вернулись бы домой.

Когда мы с другими "детьми" Халсиона совершили неблаговидный проступок - кажется, испортили вывеску, - мы выслушали выговор от Перл Дауэр, Главного Хранителя Храма. Нашим родителям было приказано явиться к ней. В то же время падение с велосипеда привело к тому, что ближайшему взрослому пришлось оказать первую помощь и нас благополучно сопроводили домой. Халсион всегда показывал свою красочную художественную сторону жизни. Я никогда не думала отказаться от чего-то яркого, театрального или музыкального, благодаря раннему приобщению. Какая музыка мне нравится? Любая. Искусство? Всё! Театр. Давайте! Посмотрите на дома и дворы Халсиона. Все разные.

Уникальные проявления творчества встречаются повсюду. Это может быть просто оформление обрезкой дерева (спасибо Перри), великолепные творения Зельмы или просто выцветшие молитвенные флажки, развевающиеся на ветру. А теперь перейдём к прогрессу. Я помню, как в город пришло телевидение. Но более важными были радио, пианино, фонограф и карты для развлечений. Сначала не было электричества. Воду качала ветряная мельница. Люди рассказывали о том, когда появился первый общий телефон. Вы снимали трубку, отвечал оператор, и вы называли номер, по которому нужно поговорить. Я помню, как мой отец кричал Лотти Фергюсон, чтобы она «ушла с линии, это частный звонок», потому что у нее была привычка подслушивать. Непослушные дети и взрослые быстро поняли, что все знают, что ты делаешь. В этом отношении, я думаю, ситуация действительно не сильно изменилась. Когда я смотрю на поле из кухни, я вижу большой коричневый дом 1930-х годов. Для вас это дом Джеймса и Шерри.

Другим он, возможно, запомнится также как старый дом Линды. Для меня это дом Эйлин (Айли) Харрисон. Она и ее муж построили его. Чтобы добраться до кухонной двери, где Айли ждала с печеньем и апельсиновой газировкой, нужно было пройти по туннельной тропе, покрытой виноградными лозами и деревьями. В фартуке с запахом, поверх платья и в туфлях на шнуровке эта миниатюрная кругленькая любящая леди управляла магазином Halcyon в течение многих лет. В своем воображении и ментальном альбоме я всегда буду помнить огромные кусты ежевики и кустарника перед домом с его волшебными туннелями. Эвелин Карлберг была нашей соседкой с момента нашего окончательного переезда в Халсион в 1947 году и до ее смерти в конце 1980-х. Ее сын был моим товарищем по играм. Она и мой отец поссорились из-за общего забора, который он, наконец, построил. Я помню тот день, когда мой маленький сын и его двоюродный брат, играя на открытом поле Эвелин за моим домом, нашли старый нож-мачете. Они использовали его, чтобы срезать некоторые из ее растений.

Она была зла, очень зла, столкнулась со мной лицом к лицу. Я собрала мальчиков, которые объяснили, что играют в исследователей джунглей. Эвелин сказала, что тогда она поняла, что они носили не разрушительный характер, а просто авантюрный. Два мальчика с богатым воображением не были наказаны из-за ее твердой веры в догматы Храма и любви к детям. Когда в 1983 году умерла моя мать, Эвелин была счастлива получить несколько красивых блузок ручной работы от Ферн Уайт. Мне нравилось, что я могла наблюдать, как Эвелин работает в саду, как это делала бы моя мама. Лучшей соседки и быть не могло. И еще, кто может забыть маленькие «поправочные» заметки, которые она оставляла всем, написанные крошечным аккуратным почерком на небольшом клочке конверта. Моя мама считает, что Фред Вольф и его корова спасли нам жизнь, когда я родилась. Я была маленькой, она болела, а Фред приносил нам свежее молоко.

Мы с мамой поправились на этом молоке. Дом, который построил Вольф своими руками, сейчас принадлежит Тому Прайсу. Мы тогда жили в доме, который сейчас принадлежит Фортам. Гертруда Тедфорд с косами на голове приехала из Бостона в Халсион в 1934 году и построила дом, что сейчас занимает Барбара Норман. «Тедди» заботился обо мне и маме с момента моего рождения и стал другом моей матери на всю жизнь. Тедди любили все. Никогда не было более прекрасного человека. Она также привнесла в Халсион новый уровень культуры. Я помню, как засыпала в ее гостиной, где собралась толпа, чтобы послушать новую запись оперы на патефоне. Для справки: это была «Амаль и ночные гости» Джана Карло Менотти, и она до сих пор не моя любимая.

Я до смерти боялась Лотти Фергюсон, которая вместе со своим мужем-портным Дунканом приехала в Халсион в 1922 году, после того как впервые присоединилась к Храму в Нью-Йорке и переехала в Пало-Альто. Этот дуэт на протяжении многих лет организовывал светские мероприятия в Ложе, и она была режиссером многих пьес. А у меня был страх перед сценой. Она вела себя устрашающе, то затыкая мне рот за сценой, то подталкивала вперёд. Дом этой очень доброй женщины теперь исчез, его заменил новый дом на Дауэр-стрит, где живет Дэвид Браун. Вы заметили, что и этот дом, и старый дом покойной Эллы Фогтерр (ныне дом Сьюзи Кларк) обращены в сторону от Дауэр-лейн? Немного истории: грунтовая дорога шла от Центрального дома на запад до Открытых ворот, к северу от Рощи Строителей. Это лишь одна из нескольких бывших грунтовых дорог, которые существуют только на старых картах. Луиза Рэндалл Авердик, впервые приехавшая в Халсион в 1906 году, была чрезвычайно культурной и женственной. Она и моя мать наслаждались обществом друг друга и разговаривали за кофе и сигаретами, пока я мучила ее большого черного персидского кота Хублай-хана. У нее было чудесное кресло «Павлин» из ротанга.

Ее бунгало (теперь дом Марлы Лоуман) было перенесено на Гайавата-лейн и его окружали сады и пруд с рыбками, который я очень любила. Перед многими домами изначально были искусственные пруды с рыбками, сделанные вручную, но сейчас их уже не существует. Однажды печальным утром моя мать обнаружила, что в наш пруд заползла змея — по крайней мере, она верила, что это была змея, — и съела всю ее рыбу. Хотя, никаких следов не было. Многие жители Халсиона научились водить машину еще до того, как появились требования к дорожному покрытию или лицензиям. Сесил Мэллори, лидер Храма и выдающийся мастер по ремонту, был одним из первых водителей Халсиона, который, вероятно, никогда не сдавал экзамены.

Он прославился тем, что срезал углы на своем старом седане с деревянным багажником наверху. Его внук и мой сын всегда были начеку, играя на трехколесных велосипедах и деревянных «тележках» на Гайават и Ла-Дью, особенно когда наступало время полуденной службы. Когда они, видели его приближение, то старались убежать. Они не останавливались сразу за чёрной дорожкой у асфальта, а знали, что для безопасности нужно полностью забежать за первый ряд деревьев. Это лишь несколько предложений из моей книги воспоминаний. Я могла бы продолжать и продолжать рассказывать о любящих и милых жителях. Есть также общие воспоминания об атмосфере людей в целом. После того, как Храм был построен в середине 1920-х годов, люди ходили на службы пешком вверх, на холм. Есть история о том, как, направляясь на вечернюю службу, они шли и болтали в тусклом свете.

Возвращаясь домой, они шли тихо, задумчиво, находя дорогу со свечой, которую часто носили в банке, чтобы она не погасла. Когда они тихо возвращались домой, можно было увидеть мерцающие огни. Сегодня некоторые по-прежнему ходят пешком, но для освещения используют мобильный телефон. Это не просто контраст, указывающий на технологические достижения. Суть другая. Оглядываясь назад, я не верю, что все «изменения» в Халсионе хорошие. Легко сказать, что мы просто меняемся со временем. Внешний мир оказал огромное влияние на сообщество. Но, и это мне трудно сказать, я считаю что люди, которые сейчас живут в Халсионе, тоже изменились. На мой взгляд, это лучше всего можно описать выражением «отсутствие единения».

Они живут более «внешне», у них есть друзья, занятия, развлечения - всё это за пределами сообщества. В «старые добрые времена» (извините, мне пришлось вставить эту фразу) жители Халсиона жили гораздо более «внутренне». Они зависели друг от друга в развлечениях, поездках в город, ремонте дома и во многих отношениях помощи. Развлекаться приходилось самостоятельно. Стало больше карточных вечеринок, домашних мюзиклов и пения, обедов, спектаклей (с участием 20 и более человек) и рабочих вечеринок. Почти у каждого был богатый сад, а в деревне росли фруктовые деревья. Люди собирались для сбора и консервирования фруктов. Были также групповые ремесленные проекты по рукоделию и гигантские распродажи.

Планирование съезда останавливало другие работы на несколько недель. Кроме того, у них было намного меньше денег, и они жили в основном натуральным хозяйством. Вы помогали своим соседям, потому что они помогали вам. Халсион работал сообща, вместе. Нам больше не нужно выращивать урожай и собираться вместе на несколько дней, чтобы иметь достаточно еды на зиму. Нам не нужно собираться вокруг пианино (а позже - вокруг общего радио или фонографа) чтобы развлечься. Поездка в Сан-Луис-Обиспо не является запланированным мероприятием, когда как можно больше людей собираются в одной машине для долгого путешествия. Я уверена, что вы понимаете, о чем идет речь. Фактически, назовите мне сегодня хоть одно событие, на котором мы ВСЕ собираемся вместе для реализации особого проекта, помимо ежемесячной уборки Храма, Конвенции ( возможно) и случайных посиделок в Лодже.

Мы стали более изолированными, более разобщенными в нашей деятельности. Мы всё меньше похожи на одну большую семью прошлого, хотя я спешу засвидетельствовать, что даже тогда не все хорошо ладили друг с другом. История знает множество расколов, распадов в семьях и бизнесе, смену направления и даже смену руководства. Извините, я не хочу превращать это в лекцию, но я думаю, что теперь жизнь жителей Халсиона стала намного проще. Это хорошо или плохо? Я не могу сказать с уверенностью. Я знаю только, что для сохранения целостности Халсиона, поскольку времена меняются, всем нам нужно прилагать больше усилий и энергии. Я принимаю, что Халсион, который БЫЛ во времена моего детства и даже большую часть моей взрослой жизни, ушел. Большинство из вас не прожили достаточно долго, чтобы увидеть внешние и внутренние силы, которые негативно повлияли на сообщество.

Я не хочу подразумевать, что Халсион (и Храм) значат для меня больше, чем для кого-либо, сидящего здесь сегодня. Я просто говорю, что каждый должен спросить себя: «Как много для меня значит Халсион?» и действовать соответственно. Когда я умру, я не хочу, чтобы все воспоминания умерли вместе со мной. И, наконец, у меня очень несерьезный вопрос. Может ли кто-нибудь объяснить мне, после того как я много лет наблюдала, почему лилии обнаженной Lady Belladonna Amaryllis всегда цветут по традиции для Конвенции, независимо от погоды? Меня каждый год поражает, когда ярко-розовые цветы вырываются из земли как раз вовремя, чтобы украсить Халсион к одному из его главных событий.