Сердце моё

Сердце моё было холодно и пусто; колодцы, некогда наполненные обновляющими водами любви, высохли, и весь необъятный мир заселился бесчисленными мириадами жизней вроде моей. Не было ни единой мысли обо мне, и в этом пустом месте, которое я называл своим сердцем, не было ничего, кроме пепла сгоревшей любви, которая некогда окутывала род человеческий, благодаря любви одного. 

За долгие века прошёл я всеми нехожеными пустынями Времени и Пространства и встречал других двойников своего мертвого сердца — мужчин, женщин и «детей», никогда не знавших любви — у которых не было любви, чтобы отдать её, ибо пока любовь спит крепким сном в сердцах, безжалостный бич бесчеловечности, нищеты и страдания пробивает Путь к безразличию; те, кто не знает ничего, кроме голода и холода или палящего зноя полуденного Солнца; или ещё хуже, у кого Любовь была изгнана из сердца потворством своим желаниям или безымянным грехам. 

И тогда, наконец, мои глаза, долго остававшиеся сухими, наполнились слезами; моё сердце, долго пребывавшее холодным и бесчувственным ко всем живым существам, пробудилось, и я упал на колени и закричал: «О Господи, если Ты есть, и Ты есть Любовь, позволь хоть единственному лучу из Твоего океана Света засиять во всех скованных льдом сердцах во всём мире — и он растопит лёд. И пусть это будет всего лишь собака, чьи глаза посмотрят в их глаза с любовью, пошли что-нибудь, кого-нибудь близкого им освободить потоки в их сердцах и дать океану их любви излиться на всё человечество». 

И теперь я знаю, как знают только те, кто живёт и страдает, что половина душ в мире погибает от отсутствия хоть капли любви, которую вы и я могли бы дать, если бы однажды десница Божия открыла ворота наших сердец, растопив сдерживаемые потоки, которые, долго пребывая недвижимыми, давали свободу ледяным ветрам, безразличия, и которые опять остаются скованными льдом.