Галерея картин Веры Николаевны Пшесецкой

Мистические портреты членов группы «Амаравелла»

Судьба Веры Николаевны Пшесецкой, или Руны (1879- 1945/46), единственной женщины в "Амаравелле", наименее известна. Она была актрисой, писала стихи, любила живопись. Другие подробности дают воспоминания Б.А.Смирнова-Русецкого: "Из всех моих друзей у Руны наиболее туманная биография. Она очень неохотно говорила о себе. Происходила она из курляндского рода фон Мантейфель. Руна - ее сценический псевдоним: в молодые годы она ушла из семьи, чтобы стать актрисой. Какое-то время была связана с Художественным театром, однажды мы видели, как в антракте одного из спектаклей МХАТа с нею беседовал В. Немирович-Данченко... Молодость ее прошла в Петербурге; вероятно, к поре ее петербургской молодости относится и ее недолгий брак с П.Успенским - автором книг "Четвертое измерение" и "Символы Таро"... В Петербурге она участвовала в теософических кружках. Руна стала духовным центром всей нашей группы. Она объединяла нас, заражала своей энергией, умела сгладить возникавшие противоречия. Мне всегда казалось, что Руна еще до революции встречалась с Н.Рерихом. Она много больше нас знала о его мировоззрении и внутренней жизни. Одно время она была где-то на Востоке, возможно, в Китае. Так или иначе, тогда как мы знали только Рериха-художника, она уже знала его как Учителя". Вера Николаевна очень много значила в жизни каждого из художников, которых она ярко и своеобразно запечатлела на своих портретах . Ее художественное наследие, кроме пяти портретов, практически все погибло. И сама она умерла в ссылке в Архангельской области в 1945 или 1946 году.

 

Сохранилось только 5 портретов ее работы, членов группы, остальное - погибло 

 

 

Фатеев. Некоторые изображения

Портрет Сардана (Тар). 1928

В 1930 году арестовали Веру Пшесецкую; она погибла в сталинских лагерях, и, что для художника гораздо страшнее, оказалось утраченным почти все ее наследие. 

Чудом сохранилось несколько портретов - в том числе чудесный портрет молодого Александра Сардана.

Почему Вера Николаевна стала духовным центром «Амаравеллы»? 

Что связывало её, актрису, с группой художников, ведь она сама начала заниматься живописью, уже став членом этого кружка и «заразившись» творчеством художников. Откуда её необычайные познания в теософии, о чём не раз говорил Смирнов-Русецкий? Ведь ей, актрисе, много и подолгу гастролировавшей по России, вряд ли хватало времени на глубокое изучение духовной литературы. Борис Алексеевич предполагал, что это шло от П.Д.Успенского. Но если она и была с ним связана, то очень недолго — ведь до революции он много путешествовал и подолгу отсутствовал в России, а уже в 1921 году покинул родину. Эти вопросы мучили меня очень долго, пока я не наткнулась на следственное дело Бориса Михайловича Зубакина 1923 года, из которого узнала, что Вера Николаевна Пшесецкая — «давняя знакомая» Зубакина, мистика-розенкрейцера, известного в начале ХХ века поэта, историка, археолога и, кстати, петербужца, а позже — мужа подруги Веры Николаевны — певицы Частной оперы Зимина, а затем преподавателя вокала в Большом театре — Ксении Александровны Апухтиной. И познакомила их … Пшесецкая. 

С Апухтиной Вера Николаевна могла познакомиться в Москве в конце 10-х–начале 20-х годов, когда она проживала там уже постоянно, а возможно, и ещё раньше, когда бывала в Москве наездами, в командировках, связанных с театральной деятельностью. Будучи знакома с Немировичем-Данченко и Станиславским по театру Незлобина, Вера Николаевна могла бывать в Оперной студии Станиславского (МХТ в те годы был тесно связан с коллективом Большого театра через Оперную студию) и таким образом познакомиться с артистами Большого театра. В январе 1930 года на квартире Апухтиной были арестованы вместе с хозяйкой присутствовавшие на её дне рождения гости, включая Веру Николаевну Пшесецкую, Александра Павловича Баранова (Сардана), художника Коноплёва и других. Все они проходили по одному делу как участники масонской Ложи. Сардан вскоре был отпущен, и причина этого неизвестна, остальные из названных сосланы в «Северный край», в Архангельск, где в это время уже находился в ссылке Борис Михайлович Зубакин, арестованный ещё в августе 1929 года  и осуждённый по «знаменитой» статье 58/10.

Ранее мы предполагали, что Вера Николаевна и Александр Павлович Сардан были арестованы случайно, оказавшись вместе с другими гостями у Ксении Александровны. В свете этих новых данных напрашивается мысль, а не была ли Вера Николаевна членом масонского Ордена «последнего русского розенкрейцера» Бориса Михайловича Зубакина? Сходную мысль, со ссылкой на Центральный архив ФСК РФ, высказывал и Андрей Леонидович Никитин, историк скрупулезный, тщательно изучавший дела московских тамплиеров и розенкрейцеров. «Сейчас трудно утверждать, — писал он, — но какое-то влияние во второй половине 20-х годов Зубакин, по-видимому, оказал на группу рериховских последователей «Амаравелла», во главе которой стояла артистка В.Н.Руна-Пшесецкая…»

Эту же мысль повторил Брачев: «… не исключено, что Зубакин, как полагает Никитин, поддерживал в 20-е годы связь с «Амаравеллой» — мистическим сообществом во главе с артисткой В.Н.Руной-Пшесецкой». Исходя из того факта, что Руна была близкой подругой Апухтиной, а она — женой Зубакина, и с Зубакиным художники «Амаравеллы» могли видеться на «салонах» Апухтиной или на «Никитинских субботниках» в семье Никитиных (и этому есть подтверждения), можно быть уверенным в обоснованности подобного предположения. 

Не исключена возможность знакомства Руны с Зубакиным ещё в Петербурге. Оно могло состояться в Петербургском философско-религиозном обществе, членом которого Зубакин стал в 1914 году по приглашению Д. Мережковского и З. Гиппиус, а Руна как раз в эти годы постоянно жила в Петербурге и выступала в известных петербургских театрах. Чтобы ответить на эти вопросы, нужно было узнать, кто он, Борис Михайлович Зубакин, и почему жизненные пути и духовные поиски его и Веры Николаевны Пшесецкой, а затем и других членов «Амаравеллы» пересеклись? По мере знакомства с материалами — противоречивыми, отрывочными и очень запутанными, жизнь Зубакина представилась не менее загадочной и в некотором роде мифологизированной, как и жизнь Пшесецкой. 

Оказавшись свидетелем и соучастником истории России в её переломную эпоху, Борис Михайлович, кому были даны огромный талант поэта и писателя, дар научного прозрения и необычайного обаяния неординарной личности, был наделён встречами с талантливейшими людьми России начала ХХ века. Но, в силу не по его вине сложившихся жизненных обстоятельств, он не смог в полноте реализовать свой духовный потенциал и донести созданное им: в поэзии — до читателя, эвристические идеи в науке — до общества, накопленный духовный потенциал — до духовных учеников. Почти всё оказалось развеянным ветрами войн и революций и, за исключением немногого из творческого наследия, случайно сохранившегося, потерянным навсегда.

Борис Михайлович родился в дворянской семье полковника Зубакина Михаила Константиновича, дед его со стороны отца был домовладельцем в Санкт-Петербурге. Мать происходила из шотландского рода Эдвардсов, обосновавшегося в России ещё в XVIII веке, и всю жизнь, по словам сына, «мучилась мезальянсом». Дед со стороны матери — Эдвардс жил на своей квартире в Москве (улица Воровского, д.3) и имел собственный дом в Озерках под Петербургом, который позже завещал внуку. 

Детство Бориса Михайловича прошло в Петербурге, где он закончил 12-ю Петербургскую гимназию. Уже на последних классах он глубоко заинтересовался историей религий и духовных движений в России и в Европе. Позже писал, что уже в «детстве … узнал, что у меня в роду были “духовные рыцари”, “князья каббалы”, “мистики-масоны”. Рассказы о них меня чрезвычайно заинтересовали. Чтение романа Всеволода Соловьёва “Волхвы-розенкрейцеры” меня окончательно утвердило в намерении изучить гипноз, хиромантию, астрологию, магию, эзотерику (вспомним, что Смирнов-Русецкий тоже очень увлекался этим романом. — З.Г.). Церковные обряды меня не удовлетворяли. Мне казалось, что все чисто формально относятся к своим религиозным отправлениям и к своей душе... 

А тут рядом, из книг, рисовались фигуры подвижников духовной науки, служителей тайн природы, живущих уединенно или с избранными учениками в сельской глуши, либо на блаженных островах. Их церемонии, ритуалы, торжественно-благоговейное отношение друг к другу так восхитили меня, что я влюбился в них на всю жизнь». Движимый духовными поисками, он ещё до окончания гимназии, в 1911 году, с несколькими друзьями-гимназистами организовал мистический кружок рыцарей Духа — «Lux Astralis» (Свет Звёзд). В него вошли Волошинов Валентин Николаевич, Волошинова Лидия Васильевна, его мать, Владимиров и учительница гимназии Евгения Розанова — невеста, а затем жена Бориса Михайловича. Позже присоединилась поэтесса Надежда Богданова. 

Собирались вместе, читали духовную литературу, молились (тексты гимнов писал Зубакин), совершали старинные обряды посвящения, мечтали и дальше жить общиной. В 1912 году Зубакин испытал глубокий духовный кризис: «Я почувствовал потребность уединения, дал обещание и до сих пор его не нарушаю — не есть мяса и рыбы, не лгать и вести умеренный образ жизни. Моё решение жить уединённо оттолкнуло от меня некоторых из моих друзей и мою мать. Решение не лгать причинило (как причиняет и доныне) массу неудобств и неприятностей». Действительно, это решение «не лгать» привело позже к тому, что, будучи впервые арестован в конце 1922 года по делу академика А.Ф.Успенского, он наивно поверил следователю, честно, подробнейшим образом рассказал о деятельности Ложи и о всех её членах. 

«Все мы поэты, — писал он о своих политических убеждениях в ОГПУ, — все мы писатели и пишем стихи: я — поэт, Валентин Волошинов — поэт, Иоанн-Рафаил Буйницкий — художник и поэт, Владимиров — поэт … мать Волошинова — поэтесса, моя первая жена — поэтесса, Богданова — поэтесса, Попов — художник, Шевелёв — ученик архитектурных классов — по призванию, отец мой — поэт, Шандаровский — поэт, ПШЕСЕЦКАЯ (выд. З.Г.) — артистка и поэтесса. Кому, кому мы мешали?!». Эта рыцарская честность розенкрейцера позволила нам получить полные сведения о работе Ложи «Lux Astralis» и её участниках, узнать о жизни, мировоззрении, духовных поисках, мистической деятельности Б.М.Зубакина, «последнего русского розенкрейцера» высокого посвящения — «рыцаря Кадош, князя каббалы». 

Для самого Бориса Михайловича это позже обернулось большими моральными потерями.

Выдержки из статьи Духовная мать «Амаравеллы» 

Грибова З.П.