Гарольд Е. Форгостайн: ХУДОЖНИК И ХРАМОВНИК
Гарольд Форгостайн оказал огромное влияние на многих людей благодаря своей работе, преподаванию, яркости своей личности и верности Храму. Мне хотелось бы рассказать о его жизни, его искусстве, убеждениях и некоторых методах, которыми он пользовался, чтобы сделать жизнь многих людей чуть богаче.
Гарольд Эммануэль Форгостайн родился 11 мая 1906 года в г. Маркете, штат Мичиган. Его родители, Натан и Мэри, тяжёлым трудом зарабатывали средства к существованию, воспитанию Гарольда и его маленькой сестры Луизы. Они содержали магазинчик, который имел жилые комнаты на верхнем этаже, и с 13 лет, после смерти матери, Гарольд провёл много времени в этом магазине, помогая семье после уроков.
Он учился в средней школе г.Питсбурга в Пенсильвании и был штатным карикатуристом еженедельной школьной газеты и ежегодника. Одарённый острым чувством юмора, он хорошо рисовал политические карикатуры, за что и был избран членом Национального объединения средних школ. Позже он смеялся над этим, так как обычно в члены этого общества выбирали за более интеллектуальные занятия, чем рисование карикатур.
Гарольд окончил в 1927 году технический колледж Карнеги (в настоящее время Карнеги Меллон) г. Питсбурга со степенью бакалавра в области живописи. Недавно он сказал мне (статья была написана, когда Г. Форгостайн был жив. - Ред.), что обучался писать картины маслом, а не акварелью. Это свидетельствует о глубине и масштабе его художественного дарования, также как и о таланте духовного учителя, который может установить взаимосвязь между одной техникой и другой. Позднее, ведя занятия в классах, он помог другим преодолеть те же ступени в понимании, умении и видении.
Спустя два года после окончания Карнеги Колледж он стал работать в гравировальной компании в Огайо, производившей ежегодники, и накопил достаточно денег, что-бы в сентябре 1929 года переехать в Нью-Йорк и продолжить свою карьеру в области прикладного искусства и живописи. Его мечте не суждено было осуществиться. Через несколько недель фондовый рынок рухнул, и найти работу дизайнера стало практически невозможно. «Я никогда не гадал, что из этого могло бы выйти, — как-то смеялся он, — но это было началом и концом моей карьеры дизайнера. Её просто не получилось». Он выживал, выполняя случайные художественные заказы и любую работу, которую мог найти, чтобы свести концы с концами, а к 1934 году благодаря WPA (Work Projects Administration — агентство, занимающееся организацией общественных работ в целях сокращения безработицы. — Прим. перев.) стал преподавать искусство живописи взрослым.
Кэролин Митчел он знал с детства. Их семьи вместе ходили в походы и проводили праздники. В 1937 году, на День Поминовения, они поженились. Впоследствии он шутил, что это был единственный способ, чтобы он не забывал дату их свадьбы! Они переехали в квартиру на пятом этаже с окнами, выходившими на реку, и потрясающим видом на город. Кэролин любила музыку, и единственной возможностью доставить её обожаемое пианино в гостиную той квартиры было втащить его снаружи здания через окно.
Всё это время он рисовал, рисовал, рисовал — на ткани, дереве, холстах и бумаге всех видов. Как раз в то же время, в конце тридцатых, Гарольд был представлен руководителю Нью-Йоркской группы Храма, а также впервые установил контакты с Храмом Человечества в Халсионе. Вместе с Кэролин они вступили в группу и начали переписку с доктором У. Дауэром в Халсионе. Тот попросил Гарольда сделать серию работ для него, и, таким образом, было положено начало двум дюжинам больших полотен маслом, посвящённых жизни и мифам о Гайавате, которые сейчас являются частью постоянной экспозиции.
К 1941 году Гарольд с Кэролин переехали в Калифорнию и поселились в Халсионе. Первые семь лет, чтобы обеспечить семью, Гарольд работал на овощных базах Осеано. Даже из-под палки он не мог притронуться к овощам на тарелке, и всякий раз, когда подшучивали над его нежеланием съесть что-нибудь зелёное, он отвечал, что на той работе переработал овощей на целых две жизни, и этого было бы достаточно кому угодно. Влияние Гарольда на науку и искусство в этой местности началось в 1947 году, когда он стал вести занятия для взрослых в школе г.Сан-Луис-Обиспо близ Халсиона и замещать преподавателей в младших и старших классах местной школы, а также в колледже. Среди первых учеников Гарольда были Берн Гринэльш, Айви Парсонс, Пег Максвелл, Ида О'Брайен, Бетти Миддлкэмп, Барбара Тэйлор, Кен и Марта Шассмэн, Эрнест Вилкокс, Глэдис Грэй и Стэн Грэй.
Майрон Грэхем демонстрировал своим ученикам, как пользоваться художественными материалами, Эх Луис учил икебане, а Чарльз Блодгетт преподавал материаловедение. Вскоре все они стали ядром группы для создания Художественной ассоциации Сан-Луис-Обиспо. Первые студенты Гарольда пришли на занятия без художественных принадлежностей, так как не смогли купить их нигде в Сан-Луис-Обиспо. Чтобы выручить учеников Гарольда, Майрон Грэхем стал продавать художественные материалы в своём магазине, что было первым шагом в направлении к их активной деятельности в этом регионе.
Эта преподавательская деятельность привела Гарольда на должность штатного сотрудника Художественного отделения средней школы в Морро Бэй под руководством Билла Ватсона. Гарольд вёл уроки рисования, дизайна, акварели и натюрморта, а также учил искусству пейзажа взрослых в летних группах по всему округу, и многие из них проводили вечера в здании учебного центра Халсиона.
В период с 1940 по 1980 годы Гарольд написал более 800 акварелей, отдавая предпочтение дюнам и цветам. Хотя он рисовал постоянно, его работы нигде не выставлялись, кроме Университетского выставочного центра в Халсионе, и просто накапливались в ящиках хранилища. Процесс каталогизирования и сохранения его работ начался с подготовки его первой персональной выставки в «VillageArt of Arroyo Grande» (Деревенское искусство в Аарое Гранде) в ноябре 1986 года. Картины Гарольда красноречиво свидетельствуют о его любви к живописи и его способности постигать глубину и душу изображаемых образов, особенно цветов и песчаных дюн Осеано.
У этого человека была огромная потребность творческого выражения — он жил, чтобы рисовать, и рисовал, чтобы жить. Также он глубоко был предан Храму и ставил своё искусство на второе место после всего того, что он должен был сделать для Храма. Это была значительная жертва. Например, чтобы заработать деньги в мире искусства, любой другой остался бы в Нью-Йорке, но Гарольд переехал в Халсион, чтобы служить идеям, в которые он верил. Он продолжал писать картины, но он также красил здания, копал канавы, протягивал провода, забивал гвозди, мыл уборные, преподавал, учился, читал — он делал всё, что было необходимо для поддержания жизнедеятельности Храма.
Картины Г.Форгостайна в Университетском центре Храма
Его живопись способствовала его служению, а его служение обогащало его живопись. В 1968 году он стал Четвёртым Главным Хранителем и продолжал выражать своё духовное видение через искусство, также как через работу руководителя, пастора и учителя. Зная об этой стороне его личности, я обратилась к нему со следующим письмом:
Дорогой Гарольд!
Да, это я, пишу Вам ещё одно письмо. Поскольку Ваш слух ухудшился за последнюю четверть Вашей жизни, много раз только письма позволяли мне быть уверенной, что Вы «услышали» каждое слово и действительно поняли то, что я пыталась сказать. Я искренне верю, что сейчас для Вас наступило время совершенной ясности слуха, прекращения боли и обновления сил души и духа.
Как я сказала Кэролин, в моём прощальном письме к ней, вы оба были поистине важной частью той большой семьи, в которой я выросла здесь, в Халсионе. Вы проявляли глубокий интерес ко всем нам, в последнее время обучая нас высоко ценить красоту набегающих волн океана или неба, отражённого в тихих заводях, когда мы устраивали пикники на пляже. Вы никогда не оставляли без внимания наши юношеские потребности, всегда были готовы пошутить с нами, подурачиться, нарисовать карикатуры, поиграть в буйные игры, перевоплощаясь в какой-либо образ, и быть рядом в моменты необходимой тишины. Спасибо Вам за воспитание лучших качеств во многих из нас. Вы были духовным отцом действительно большого семейства.
Существуют буквально сотни тех, кто считает Вас учителем, оставившим значительный след в его жизни. Для многих это было в контексте уроков по математике или искусству, когда Вы находили способы научить нас работать самостоятельно, верить в свои собственные способности, оценивать работу других, пользуясь интуицией и знаниями.
Многие другие помнят, как Вы, терпеливо объясняя, помогали нам в усвоении эзотерических концепций, неприступных сначала. Вы обладали даром находить тот самый нужный пример, который приводил к более глубокому пониманию.
Для некоторых из нас метод преподавания, которым Вы пользовались, был похож на препятствие — такой же неподатливый и упорный, как кирпичная стена, — пока мы бросались оспаривать идею, которую Вы поддерживали. Когда мы, возможно побитые и разгромленные, наконец, начинали спрашивать: «Почему?», Вы были рядом, чтобы поговорить о правильном образе жизни, братстве, терпимости и ответственности перед самим собой. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что Вы никогда не теряли путеводного огня Учения Храма. В то время испытаний и конфликтов мне часто хотелось, чтобы Вы были мягче и добрее, но я сознаю, что Вы требовали от каждого из нас проявления наших высших устремлений. Даже когда мы спорили о том, как делать те или иные вещи, я научилась доверять Вашей интуиции. Я вижу, что мы стали сильней, пройдя через противоречия, к которым Вы нас привели, равно как и мир, который Вы принесли нам.
Я знаю, в Ваших глазах появляется некий огонёк, когда каждый из нас начинает предложение словами: «Ну, Гарольд обычно говорил...», или «Гарольд говорил мне...». Вам не нравилось, когда Вас цитировали. Пожалуйста, поймите, это мы делаем потому, что любим Вас и, чувствуя иногда свою неадекватность, возможно, нуждаемся в Вашей помощи, чтобы разобраться с собственными проблемами. Если это становится слишком сентиментально, Вы всегда можете нарисовать карикатуру в облаках.
Спасибо, что Вы представали перед нами во многих ролях: уважаемый учитель, дядюшка, приёмный отец, эксцентричный партнёр в играх, преданный своему делу художник, духовный отец, дорогой друг и, в некоторых случаях, антагонист, — но в каждой роли — истинный учитель до самого конца.
Помните ли Вы, как говорили на прошлой неделе, когда мы беседовали о Вашей смерти, что это была самая трудная работа, которую Вам когда-либо приходилось делать? Возможно, тогда это выглядело именно так, но сейчас мне остаётся только верить, что из Вашего состояния мира и света видно, что всю Вашу жизнь Вы зажигали свет в жизнях других. Неся свет, который Вы дали нам, мы все должны найти способ передать его дальше, чтобы Вы увидели, что это была работа — тяжёлая работа — и очень хорошо сделанная.
С любовью и верой я говорю от всех нас
Элеонора.